Заметки со съезда врагов . Зачем «иноагенты» собрались в Берлине и что из этого получилось

присвоение звания «иноагента» для всех, кроме небольшого числа тех, кто уехал из России много лет назад, порвал все связи с Родиной и устроился на новом месте, означало резкое и пролонгированное ухудшение жизни.
Люди теряли работу и деньги, многие оставались без средств к существованию. Их близких преследовали, детей шельмовали. Для них восстановили столетней давности статус лишенцев: запрет на преподавание и участие в политике, запрет на работу с детьми, запрет быть экспертом, и так далее, и так далее. Ладно еще, если «иноагент» — москвич: в российской столице много возможностей и обходных путей. Ладно еще, если это знаменитый артист — у него тоже будут проблемы, но без куска хлеба его семья не останется. А если это малоизвестный журналист из региона — ему мгновенно перекрывают всё, да и ее партнеру на всякий случай тоже.
И вот они вынуждены покидать дом и страну и ехать в неизвестность. Чаще всего без какой-либо подушки безопасности в виде денег или связей. На новом месте у них нет никаких гарантий, они там из милости, и если у бюрократии в стране, куда они попали, и есть к кому сострадание, то, естественно, не к ним — агрессорам, а к украинцам. Когда-то «иноагенты» читали о том, что такое бедность и бесправие, теперь на себе узнали, что это такое. А еще им периодически говорят, что надо было, мол, Путина свергнуть, это ж так просто, всего-то нужно, чтобы миллион человек вышел. А они вот не свергли. Рабы потому что. Лев Пономарев, Марат Гельман и Михаил Касьянов на съезде «иноагентов» в Берлине. Фото: SOTAvision /Александра Агеева.
Но и за границей родная власть не оставляет их в покое. Пытается, например, отлавливать в третьих странах, как группу «Би-2» в Таиланде или дезертиров в Казахстане. С трибуны Государственной Думы пугает — всех, мол, достанем. Принимают законы о конфискации: грозятся отобрать оставшееся имущество и лишить живущих в России родственников крыши над головой. А захочешь продать квартиру, из которой в спешке уезжал, так нет, скажут, по доверенности нельзя, приезжай сюда, где мы против тебя дело о фейках откроем. Да и риелторы запуганы и вести сделки «иноагентов» не хотят — себе, говорят, дороже.
«Иноагенты» в основном люди сильные — всё преодолевают. Правда, нервы у них и у их родных не железные. „

Над еженедельными списками новых врагов, которые каждую пятницу обнародует Минюст, можно и нужно смеяться, только попадающим в жернова людям быстро становится не смешно.
И вот им, «иноагентам», говорят: собраться можно, в глаза друг другу посмотреть. Услышать, кто как живет, кто что делает, да можно ли помочь друг другу? Кто-то скажет, что режим от этого не падет, сколько, мол, можно собираться да разговаривать? Не падет. Но от того, что ты зубы чистишь, он тоже не рушится.
«Иноагенты» — разные. Одни говорят, что надо на ВСУ деньги собирать да вступать в легион «Свобода России», другие — только за ненасильственные методы и участие в выборах, хоть их и нету. И про съезд одни говорили, что так его надо проводить, другие — что этак. Некоторые не ставят плашку, а некоторые, как я, ставят, да еще и посылают тех, кто им по этому поводу мораль читают, — сами, мол, разберемся. Стань со-участником «Новой газеты» Стань соучастником «Новой газеты», подпишись на рассылку и получай письма от редакции Подписаться
Собственно, объединяет «иноагенты» всего две вещи. Во-первых, их своими врагами назначила сама власть, она их в этом качестве легитимизировала. А во-вторых, она их не случайно назначила, а за дело! «Иноагенты» — действительно враги этой системы. И не потому что экстремисты, террористы и под Соросом — вся эта чушь для приговоров путинских судов — а потому что свободные люди, граждане. Они правду говорили, когда другие боялись, они за страну переживали, они за право быть собой в тюрьму готовы были идти. И многие шли.
Режим от нашего съезда, увы, не пошатнется, война тоже не закончится. Но кощунственную вещь скажу: надо не только о стране думать, но и о ближних своих, о таких, как ты. И думаю (надеюсь!), для приехавших сейчас в Берлин, да и для многих из тех, кто не смог в этот раз добраться, — от этого съезда будет толк: и психологически «иноагентам» немного легче станет, да и какую-никакую систему взаимопомощи у нас тоже, надеюсь, сделать получится. Хотя и непросто это. „

Как минимум половина заседаний носила закрытый характер: ни прессы, ни гостей. Мы решили, что не стоит облегчать жизнь товарищу майору. И, поверьте, очень небессмысленными были разговоры на этих закрытых заседаниях.
Но «иноагенты» не были бы собой, если бы думали только о собственных проблемах. На съезде они делились друг с другом не только личными трудностями, но и рассказывали, что делают для других. Объем работы, которая идет на энтузиазме и почти без денег, впечатляет. И беженцев устраивают бесплатно, хотя бы на первое время, и волонтерами работают, и на лекарства собирают — и украинцам, и нашим. Я смотрел на них и думал, что ведь это те самые праведники, без которых не стоит село. Не только им — России надо, чтобы они вернулись.
Я понимаю, что в рассказах о съезде неизбежно будут присутствовать разные проколы и неудачные высказывания, — уже это вижу. Но глупости какие-нибудь произносят участники любого мероприятия — не бывает без этого у живых людей. Однако вот столь масштабная работа, как та, которую осуществляют «иноагенты», встречается не часто.
Если мы хотим выжить — и каждый из нас, и мы, как сообщество изгнанных из страны, сертифицированных самой властью противников режима, — мы должны играть вдолгую. И, соответственно, думать о том, как сохранить веру в себя и в будущее своей страны. Для меня на это, прежде всего, был направлен съезд.
Наверное, все «иноагенты» периодически задают себе — только себе, не публично, ни в коем случае, — один и тот же вопрос. Всё так сложно лично у тебя и у твоей семьи, всё так плохо в стране, да и войне конца не видно — а стоило на рожон-то лезть? Сидел бы тихо — и жизнь твоя не была бы разрушена. Противно было бы, конечно, но жил бы дома, с друзьями виделся бы, и дети бы в школу ходили, в которую ты их несколько лет назад устраивал.
И съезд — просто потому, что мы побыли вместе, — напомнил каждому из нас, что мы всё сделали правильно, что мы сохранили самоуважение, сберегли честь, что мы можем смело смотреть в глаза своим близким, хоть мы им и безмерно осложнили жизнь. Что мы, в конце концов, в зеркало можем смотреть.
А это очень немало, и за это стоить платить.